Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство. 05.07.2009. Часть третья

Летом крыльцо на этом месте нагревалось под солнцем. И до самой темноты можно было на нем греться, если только не прогоняла А.Я.

Далее дом Соколовых. И никого из Соколовых то же нет. И даже фамилию эту не знают. Нет за Соколовыми и семьи Ниеолая Глухова, когда то подарившего мне настоящее бамбуковое удилище!

Сохранился и этот дом. И это ничего, что он ушел в свою внутреннюю жизнь, заложив парадную дверь - старость любит сохранять свой внутренний мир от случайных прохожих…

Но окно его мудро смотрит в мир и все помнит…

Вот и простился я с переулком своего детства. Спасибо тебе, милый, за все, что ты мне дал…

Но воспоминая мои продолжаются по мере того, как я, повернув на улицу Декабристов, направляюсь вверх.

Только и улицы Декабристов уже то же нет. Есть Александровская улица. Но от этого мои воспоминания не становятся веселее…

Особенно глядя на этот магазинчик. Тогда не было крыльца, а прямо над входом было слово «ХЛЕБ». Только хлеба не было… Вернее так, кто занимал очередь в 3 - 4 ночи, тому удавалось отоварить свои хлебные карточки. Очереди создавались тысячные. И не раз на моей ладожке писали химическим карандашом номер, начинающийся на «девятьсот…». Только это был уже пустой номер – хлеба не хватит. Даже по карточкам. Поэтому, поднятый из теплой постели в 3 ночи я сонно плелся сюда. И чем ближе к утру, тем с большей гордостью я показывал свой двузначный номер. А уходить было нельзя. Все время создавалась угроза пересчета очереди и тогда терялся «ночной» номер. Вот так, с самой ночи здесь и создавалась особая жизнь со своими правилами, картежной игрой, мордобоем. Играли, конечно на карточки, а драться заходили обычно в этот двор, который сейчас закрыт желтыми воротами. А по углам квартала выставлялись дозорные. Как только часам к 10-ти вдали показывалась полуторка с надписью «ХЛЕБ» дозорные издавали радостный крик. Толпа немедленно начинала преобразовываться в очередь строго по номерам. Возникали организационные ссоры. Кулак не редко становился аргументом.

Машина разгружалась с правой стороны дома, в окно. После приема хлеба начиналось главное действо – его выдача. Мало было иметь карточки, надо было еще и не потерять их. Хлеб стоил 3 руб. 20 коп. за кг. Можно было и на руках купить булку хлеба (2 кг.) рублей за 200 и 300! Но цены эти были выше понимания и возможностей. И вот уже первые счастливцы, вспотевшие и измученные, но со счастливыми лицами с трудом выбираются из устремленной навстречу толпы. А у входа, над головами слышен голос выбранных контролеров: «Следующий десяток!» - запускали в магазин строго по номерам, по 10 человек. Опоздавших не было. Как неизбежное, под недовольными взглядами, без очереди могли пройти только милиционеры и военные, но их было не много. У продирающихся из магазина все время спрашивали – сколько хлеба осталось? и соизмеряли новость со своим номером. Часа в 2 хлеб заканчивался под силовые прорывы возбужденных людей, уже не признающих никакой очереди. И вот ожидаемо-ужасное: «ХЛЕБ кончился!». И в лица оставшихся без хлеба лучше было не смотреть… Получив хлеб надо было быстро и благополучно доставить его домой – что бы не отобрали. А о волшебном вкусе наплывшей хлебной корочки, незаметно отщипнутой от общей булки по дороге – я уже и не говорю…
А теперь этот домик невинно смотрит голубыми глазами в глаза нынешнего поколения. Как будто он и не причастен к тому страшному времени. Впрочем, участники мы, а он только свидетель…

Я обратил внимание, что в этом фоторассказе мне приходится все делать наоборот: в поезде ехать спиной к движению, по улице идти навстречу нумерации, смотреть вверх по улице и говорить, что это спуск и т.д.
Видимо, именно так и возвращаются в прошлое - против течения времени.
Встречное сопротивление ранит душу о рваные края воспоминаний…

Идем далее вверх по Декабристов, то бишь, Александровской, опять же против нумерации. В таком виде этот дом напоминает пожилую женщину в мини, употребляющую молодежную косметику. Даже неловко становится. Впрочем, если полностью «убрать» родословную под евроличину – все будет нормально и никто даже не догадается о истинном возрасте. Ведь удается же это нашим прославленным примадоннам…

Ну в этом доме сразу видно – два хозяина…

И вот опять прелесть. Фото на открытку…

Этот дом многое видел. Наверняка «дворянский» ключ, что не исключает врача, казачьего есаула или священника…

Проржавевшие вензеля крыльца, безусловно, ровесники постройки. Электрифицирован в числе первых – об этом говорят антикварные фарфоровые ролики уличной проводки. Сохранившись в войну от бомбовых ударов по фасаду все же получил трещину. Подставка под флаг легкомысленно принимала различные флаги: российские, казачьи, советские, германские и опять российские. Предполагаемый возраст позволяет думать, что российский флаг – уже флаг последний… Дом имеет явно просоветсткую направленность – не желает менять уличную табличку на название улицы на которой он родился. Напомню, что до Великого октябрьского переворота ул. Декабристов называлась Александровской, как и сейчас.

В то трудное, послевоенное, умноженное на 58 статью, время у нас в доме не было самого необходимого. Ни спичек, ни часов. Ранним утром мама часто бегала с совком к соседям «за угольком», что бы растопить потухшую за ночь печку. А я вынужден был просыпаться под первый гудок (7 утра) недалекого станкостроительного завода. Тембр гудка был препротивный, конечно потому, что он вынимал меня из под теплого одеяла в еще не прогретую комнату. Второй гудок был в 7.30. Т.е., мне и рабочим завода давалось 30 минут на дорогу. И опаздывать было нельзя. Мне опоздание грозило школьными неприятностями, а рабочим – судом.
Теперь гляньте на фото. Вот это он и гудел. Бывший станкостроительный завод.

И я ловлю себя на мстительной мысли – так тебе и надо.

Корпуса завода расположены вдоль улицы.

Но и здесь «мерзость запустения». И склоняюсь к мысли, что неплохо, если бы завод вновь стал выпускать станки. Вот только трубно будить по утрам никого не надо. На работу надо идти добровольно и с удовольствием. Не под гудок и статью Закона…

И отсюда, между заброшенными корпусами завода просматривается вездесущий купол уже не так далекого Собора.

Идя по ул. Декабристов (Александровской) пересекаем Красный спуск в его верхней части.

А это взгляд вниз, к вокзалу.
После войны это было одно из немногих мест, не полностью пострадавших от бомбежек. И тротуар здесь местами сохранился, а местами был выброшенный взрывами песок. И уподобился я себе построить самокат: две доски Г-образно и еще одна вертикально на шарнире – руль. Вместо колесиков – обычные шарикоподшипники. Самокат такого устройства требует только асфальта. Вот сюда я его и таскал на руках с Володарского. Но песка было больше, чем асфальта и он забивал шарикоподшипники так, что они заклинивались наглухо. Но и это доставляло удовольствие.

А вот и родная Мужская железнодорожная школа № 17. Здесь я и учился с 1-го по 4-й класс. Много чего можно вспомнить. Но приятного – ничего. И это не хнык писемиста, а факт.

Ну вот например сага о школьной булочке. На большой перемене можно было за 40 копеек приобрести это белое, пушистенькое чудо. Величиной чуть больше церковной просфиры. Продавались булочки с большого листа, на котором их было, наверное, штук по 100 или даже 200. Конечно, в одни руки – одна булочка. Но около буфета творилось то же самое, что у хлебного магазина, только в детском варианте. Поэтому, нас учителя нередко отпускали к буфету чуть раньше звонка. Но приобретя это белое чудо, надо было его правильно съесть. Потому как можно просто в секунду его проглотить и все. Нет. Сначала надо было всю булочку, со всех сторон отщипывать меленькими кусочками и сосать каждый кусочек до полного растворения. Затем, оставшуюся мякоть надо было со всей силы несколько раз сжать в кулаке, чтобы превратить мякоть в твердую массу. Теперь опять можно продлить удовольствие - отщипывать и сосать маленькими кусочками. Этот процесс, при определенном усилии, можно было растянуть на пол-урока. Учительница (Татьяна Григорьевна Суринова – царство ей небесное!) с пониманием не препятствовала этому занятию.

Вот и здесь, бывшая школа не желает жить на ново-старой Александровской. И клянется проржавевшими остатками фонаря в своей верности соц. прошлому.

Да и балкон здесь такой, что только Ленина с вытянутой рукой на нем и не хватает…

Теперь на этом доме две доски. Одна эта.

Вторая эта.
Как то не пойму, хорошо это или плохо, что исчезла надпись Мужская железнодорожная школа № 17 ?
Но, почему то, обидно…

Отсюда до Собора – рукой подать…

Собор, как и положено, стоит на самом высоком месте. Его купола видны за много километров при подъезде к городу. Все основные улицы берут свое начало от Собора, поэтому в их перспективе всегда просматривается Собор. Зимой, когда площадь покрыта тонким слоя снега на огромной площади видны проталины подземных туннелей расходящихся от Собора так же радиально.

Новочеракаский Собор, третий по величине после Храма Христа Спасителя в Москве и Исаакиевского собора в С-Петербурге. Это архитектурный и духовный центр города. Собор у горожан пользуется таким уважением, что я пишу это слово только с большой буквы.

Мемориальная доска при входе информирует о том, что в Соборе покоятся почитаемые имена…

Внутри Собора идет ремонт, поэтому видны стремянки и иконы покрыты пленкой.
Удивительна акустика Собора – слово, произнесенное шепотом в далеком углу будет слышно во всех его пределах. Оно будет многократно повторено и окрашено великолепными обертонами. Нигде и никогда мне такого слышать не приходилось.

В толще стен к куполу ведет лестница. Папа рассказывал, что, будучи фотокором газеты, взбирался по ней, что бы с высоты Собора сфотографировать панораму города. Кстати, именно оттуда и видны были проталины тоннелей…

Однажды мама меня взяла на Пасху в собор на всю ночную службу.

Я рассматривал и на всю жизнь запомнил эти соборные росписи.

Смею надеяться, что и вся моя жизнь прошла под этим святым благословением…

Аминь.